— Превосходная мысль. Сперва Гаррисон объясняет русским, что он по ошибке устроил сущий ядерный ад над собственной страной. А потом наступит моя очередь объяснять Берлину, что какие-то неизвестные по ошибке совершили нападение на ГДР с применением нейтронного оружия. Великолепно. А они должны во все это терпеливо верить и даже пальцем не шевельнуть, чтобы нас не нервировать.
— Я снова спрашиваю, господин канцлер: есть ли у нас лучший выход? На мое ведомство вы не можете рассчитывать, так как в одиночку мы не установим ни виновников похищения, ни имен тех, которые взяли на хранение часть боеголовок, ни места, где находятся украденные и до сих пор не обнаруженные боеголовки. На армейскую контрразведку, Генеральный инспекторат и министерство обороны тоже нельзя положиться, потому что… Ну, я об этом уже говорил, Общественное мнение вам тоже не поможет: те, кто симпатизирует, как вы сказали, заговорщикам, правительству ни в чем не помогут. А те, чьи симпатии я определил бы как пацифистские, не смогут проникнуть в разного рода тайные места. В конце концов речь идет действительно о совсем незначительном ядерном потенциале по сравнению с тем, чем располагают великие державы. Повторяю, я не вижу никакого выхода. Зато я думаю, что в недалеком будущем можно будет осторожно вступить в переговоры с некоторыми людьми из кругов Генерального инспектората…
— Переговоры? Мне вести переговоры с какими-то заговорщиками? И о чем?
— Насчет возвращения боеголовок и, скажем так, по узловым вопросам германской политики. Не забывайте, что эти люди отныне обладают чрезвычайно красноречивыми аргументами, то есть боеголовками, с которыми они умеют обращаться, и знают, как их использовать в случае необходимости.
— Считаете ли вы, доктор, что сегодня в 19 часов я вообще не должен выступать по телевидению?
— Совсем напротив. Только искренние и подробные объяснения, которые даст народу федеральный канцлер, могут положить конец многочисленным сплетням и истерии.
— Вы говорите, искренние и подробные. Ну что ж, я попробую.
Пфейфер встал и демонстративно протянул руку канцлеру. Лютнер, с минуту поколебавшись и не скрывая антипатии, тоже подал Пфейферу руку.
— Да, еще один вопрос, — произнес Пфейфер уже от самой двери. — Куда делся ваш военный адъютант? Его не видно с самого утра. Или…
— Я вижу, — повысив голос, ответил Лютнер, — что у вас есть люди даже в моем секретариате. Я этого не потерплю, Пфейфер! Капитан Куно фон Ризенталь получил от меня особое, секретное поручение.
— Понимаю. Я надеюсь, что вы не подставите без нужды под удар этого красивого парня. Может быть, стоит его отозвать? Это очень деятельный человек, насколько мне известно. Легко может накликать на себя несчастье. Ну, я прощаюсь с вами, господин канцлер.
Пятница, 12 июня, 13 часов 59 минут по западноевропейскому времени. Небольшой городок Верденберг, последняя железнодорожная станция в ФРГ, всего в полутора километрах от французской границы.
Около билетной кассы в толпе путешествующих, которых сегодня необычайно много, шныряет Рыба. Он делает вид, что не замечает Руди, который с рассеянным видом изучает расписание поездов.
Входит Лючия — босиком, с распущенными волосами, с полотняной сумкой через плечо. Она выглядит как студентка на каникулах. Обнимает Рыбу, они целуются и берутся за руки. Ни у кого не может быть сомнений, что эта симпатичная пара условилась встретиться здесь с совершенно иными целями, чем политические.
Ровно в 14 часов входит Челли вместе с Пишоном. Они останавливаются около расписания поездов. Не спеша к ним подходит Руди, а потом, как бы случайно, Рыба и Лючия.
— Поезд 14.07 по пятницам не ходит, — вполголоса говорит Челли. — Следующий только через два часа. Сейчас в одиночку пойдем обедать, но надо быть внимательными: здесь полно полицейских и сыщиков, видно, объявлена какая-то тревога.
— Тут собралась, должно быть, половина штурмовых частей, — смеется Рыба. — Мы непременно должны рассказать друг другу, как сюда добрались. У меня было столько приключений…
— Перестань, — говорит Челли. — Незачем здесь стоять. Пошли. Смотрите: сто метров прямо, потом поворот направо около аптеки. Ясно? Потом триста метров прямо. Увидите обувной магазин Бати и «Деликатесы» Майнля. Рядом, вниз по лестнице от улицы, есть китайский ресторанчик Мэй Вонга. Ясно? Встречаемся в правой зале, являемся с трехминутным интервалом.
Первыми уходят со станции Челли и Пишон. За ними неуверенным шагом тянется Руди. Он скверно себя чувствует. Кружится голова, может быть от жары. Время от времени пропадает острота зрения, и тогда весь мир он видит, как сквозь обмерзшее стекло.
Руди не может сосредоточиться, он перепутал указания Челли. Свернул налево, а не направо и не может найти обувного магазина. Когда наконец он дотащился до Мэй Вонга, группа уже приступила к обеду.
Челли открывает рот, чтобы выругать Руди за опоздание, но осекается на полуслове.
— Что ты натворил? — тихо говорит он. — У тебя кровь из уха. Сейчас же иди в туалет и умойся.
— И из носа тоже течет, — удивляется Рыба.
Руди ничего не отвечает. Он свесил голову, как тряпичная кукла. Кровь капает в фарфоровые мисочки, смешивается с соусом из сои, оставляет пятна на скатерти. Подбегают официанты.
— Врача! — кричит Лючия. — Немедленно вызвать врача!
— Заткнись! — рычит Челли. — Ему никакой врач уже не поможет.
— Откуда ты знаешь, Челли? — возражает Лючия. — Может, это только небольшое кровотечение.