Пишон, подавленный неудачей, сказал, что передатчик надо просто купить у какого-нибудь механика из мастерских бундесвера, а если приобрести только его схему, то это мало что даст и затянет операцию по меньшей мере на несколько недель. Конечно, сумма понадобится немалая.
Челли, не скрывая саркастической усмешки, прервал эту, как он выразился, дурацкую дискуссию и заявил, что уезжает на несколько часов. Группе он велел ждать его возвращения и готовиться к операции. Если уж уважаемый доктор Пишон ручается за успех, откладывать больше нельзя.
Действительно, к вечеру Челли появился на чердаке папаши Вебера и поставил на стол металлический шестигранник высотой в десять сантиметров с торчащими изнутри концами проводов.
Челли резко пресек всякие расспросы и заявил, что не намерен ничего объяснять. Во всяком случае, обстоятельства, при которых Челли так легко раздобыл это сверхсекретное устройство, заставили бы остолбенеть как группу, так и весь остальной мир.
В ночь с 11 на 12 июня «Группа М» интенсивно готовилась к операции.
Папаша Вебер получил дополнительную порцию вина и тройную дозу наркотика. Уснул он так крепко, что можно было свозить его на Луну и обратно.
На подоконнике установили лазерное «ружье». Пишон поместил передатчик под капотом фургона, причем в последний момент выяснилось, что нужна еще антенна. Ее наспех изготовили из найденной на чердаке бронзовой кочерги. Пишон даже вспотел. Он не взял с собой измерительных приборов и вовсе не был уверен, поможет ли старая кочерга передать радиосигнал.
Рыба вычистил и смазал свою верную «беретту». Осмотрел и оружие остальных членов группы. Изготовил термитные заряды и на всякий случай мощную гранату, сконструированную Пишоном.
Руди проверил, как работает мотор фургона, и поставил на максимальную мощность карбюратор за счет увеличения расхода горючего.
Лючия приготовила перевязочные и обезболивающие средства, затем распаковала шарики с Пишоновой смесью и обрызгала их активатором, прикрывая рот толстой тряпкой.
Четыре часа пятнадцать минут. Рыба вошел в захламленную спальню папаши Вебера и подложил под деревянный стол мощный заряд термита. Механизм взрывателя был установлен так, чтобы пожар начался ровно через три с половиной часа. Учитывая, что хозяин дома мог проснуться раньше, Рыба вонзил папаше Веберу в сердце длинный узкий кинжал.
Десятью минутами позже Рыба отправился на своем «мини-моррисе» по направлению к овражку, лежавшему на пути неизвестного дежурного офицера.
День обещал быть ясным. Над полем папаши Вебера заливались жаворонки. На лугу благоухали весенние цветы, гудели пчелы.
В пять часов три минуты доктор Андре Пишон-Лало привел «ружье» в действие.
Пятница, 12 июня, 9 часов 05 минут. Двадцатичетырехлетний журналист Георг Пфёртнер как раз кончил бриться и, как обычно, заспешил. Поезд, которым он каждое утро добирается из Майергофа в редакцию «Последних новостей» в Бамбахе, прибывает в девять пятьдесят, а Георгу надо еще позавтракать и добраться до вокзала, для чего потребуется не меньше пятнадцати минут.
В довершение всего звонит телефон.
— Георг? Это Петер. У меня для тебя интересная новость.
— Дружище, я тороплюсь на поезд. Старик выкинет меня из редакции, если я все время буду опаздывать.
— Когда я скажу, что случилось, ты сможешь наплевать на «Последние новости» и своего дурака шефа. Слушай, полчаса назад на Восточной улице, около магазина Кампера, нашли старый фургон с французским номерным знаком. Из кузова стекала кровь. А знаешь, кто оказался внутри? Тяжело раненный унтер-офицер бундесвера. Ну, разве это не тема для газетчика? А услышишь имя этого унтер-офицера, сразу поймешь — дело нешуточное. Его зовут Виллиберт Паушке. Понял, о ком я говорю?
— Какой Паушке? Не сын ли Арнима Паушке?
— Тот самый, дружище, тот самый. Ну, что ты на это скажешь?
— Петер, не знаю, как тебя благодарить. Бегу в полицию. К кому там обратиться?
— Никуда ты, друг, не побежишь. Я тебе об этом сказал под большим секретом. Все это дело — сверхсекретное. Комиссар уже доложил в Ведомство по охране конституции и теперь ни словечка не пикнет.
— Так зачем ты мне тогда позвонил?
— Чтобы ты вел себя, как полагается журналисту. Пиши что хочешь, но ни на кого не ссылайся. Про себя я даже не говорю.
— Кто установил личность Паушке?
— Некий капрал Фиршталь, если тебя это интересует. Но при этом были и какие-то штатские.
— А Паушке жив?
— Жив. Но случай, кажется, тяжелый. Он в госпитале Святого Иоанна.
— Ладно, Петер. Спасибо. Позвони, пожалуйста, вечером. Я приступаю к работе.
Георг Пфёртнер на минуту задумывается, затем садится за машинку и выстукивает небольшую заметку:
...«Наш корреспондент в Майергофе узнал утром из заслуживающих доверия источников, что…»
Заметку он передает по телефону дежурному редактору «Последних новостей», а после этого, нервно хрустя пальцами, звонит доктору Путгоферу, владельцу, издателю и главному редактору газеты. Доктор Путгофер в это время наверняка дома: он никогда не встает раньше одиннадцати, так как по ночам ведет такой образ жизни, о котором в Бамбахе рассказывают легенды.
— Путгофер слушает.
— Доброе утро, господин доктор. Это Георг Пфёртнер. Простите, что звоню домой, но у меня есть…
— Вы с ума сошли, молодой человек! Кто вам, черт побери, дал право будить меня в такую рань? Нам придется расстаться, и быстрее, чем вы думаете, если вообще думаете.