Час нетопыря - Страница 98

— Я опасаюсь, — прерывает ее президент, — что эмоции, хотя для них и есть основания, не помогут нам в этой ситуации. Господин Вестхофер, пожалуйста…

— Постойте же! — кричит Синтия Уизер. — Не так быстро, господин президент! Я еще раз спрашиваю: кончилась ли эта кошмарная игра в прятки?

— Да, кончилась. Господин Вестхофер, пожалуйста.

— От имени жителей Среднего Запада я хотел бы спросить, следует ли ожидать, что атомное облако дойдет вскоре до нашего сельскохозяйственного пояса? Может ли оно нанести ущерб нашим посевам?

— Мне кажется, господин Вестхофер, что в этот момент гораздо важнее судьба живых людей, чем будущность вашей пшеницы.

— Не знаю, господин президент. Часть этого зерна в будущем году будет использована для сева. Откуда мы знаем, что оно не подвергнется генетической мутации и не заразит будущие поколения?

— Я не агротехник, господин Вестхофер. Прошу обратиться с вашими сомнениями в департамент сельского хозяйства. Мистер Киндейл, пожалуйста.

— Господин президент, мы все знаем, что интенсивное радиационное облучение может вызвать бесплодие. Каким образом федеральное правительство намерено удовлетворить претензии тех лиц, которые в результате катастрофы никогда не будут иметь потомства?

— Вопрос о возмещении ущерба я уже затрагивал. Наша конференция приближается к концу. Кто еще? Да, вижу, господин Шмиде из «Гамбургер альгемайне цайтунг».

— Господин президент, мне впервые удается задать вам вопрос, и я несколько волнуюсь. Но я получил из своей редакции недвусмысленные сообщения о том, что в Европе продолжается паника. Пропал бензин для автомобилей, люди забирают из банков свои вклады, противоатомные убежища в осаде. Учитывая, что ваша пресс-конференция транслируется и в нашу страну, можете ли вы заверить европейцев в том, что опасность миновала?

— Господин Шмиде, я благодарю вас за этот вопрос. Я хочу ясно и без недомолвок заявить, что это несчастное стечение обстоятельств стало уже главой истории, из которой мы, разумеется, сделаем все выводы. Опасности уже нет. Повторяю, нет никакой опасности. Общими усилиями правительств СССР и Соединенных Штатов удалось избежать, если можно так выразиться, непроизвольной эскалации.

— Благодарю, господин президент, — согласно обычаю, говорит старейшина корреспондентского корпуса при Белом доме седоволосый Сильвен Келли.

— Благодарю вас, господа. Пишите что хотите, но помните, что от серьезности ваших слов и от вашей ответственности на этот раз зависит гораздо больше, чем когда-либо.

LIV

Пресс-конференцию президента Гаррисона в напряжении слушает вся Европа. Больше всего говорят о горластой и настойчивой миссис Уизер. Конечно, не все ей симпатизируют, потому что в вопросах миссис Уизер чувствуется нечто вроде порочного пацифизма, что-то трусливое, какая-то боязнь рискованных решений. Но редкий не восхищается этой до тех пор неизвестной американской журналисткой из маленькой провинциальной газеты. Одним махом она сделала себе имя, прославилась сразу на два континента.

— Бой-баба, — одобрительно говорит унтер-офицер Штур, прибавляя скорость. — С такой женой… да, только повеситься.

Унтер-офицер особой воинской части Ханс-Якоб Штур — начальник команды, которая перевозит десять нейтронных боеголовок с Секретной базы № 6 на Секретную базу № 3. Его подчиненные, отборные и не склонные к болтовне ребята, в общем-то догадываются, что́ они везут уже несколько часов в этих тяжелых бронированных машинах. Но гонор не позволяет солдатам частей особого назначения разговаривать о служебных делах. Говорят о девушках, о спорте, в крайнем случае о погоде, вспоминают про школьные годы. Откровенно признаться, даже переносные транзисторные приемники в кабине водителя держать не положено. Но в этих частях смотрят сквозь пальцы на подобные отступления от правил.

Как раз в тот самый момент, когда старейшина журналистского корпуса при Белом доме по обычаю произносит слова благодарности, унтер-офицер Штур видит в зеркальце кабины отражение мигающих огней. Водитель едущей следом машины подает какие-то сигналы. Раз, два, пауза, раз, два, пауза… Придется остановиться.

Машины останавливаются на обочине. Недовольный задержкой, Штур высаживается из кабины. Его подчиненные до сих пор ничего не ели. До базы номер три осталось всего пятнадцать километров.

— Господин унтер-офицер, — говорит водитель машины под третьим номером, — тут что-то неладное. У меня в машине счетчик радиоактивности, кажется, забарахлил. Стрелка вышла за красное поле и уткнулась в самый край шкалы.

— И ты не знаешь, что теперь делать?

— Не знаю, господин унтер-офицер. В инструкции говорится только про тот случай, когда стрелка выйдет за середину белого поля.

Унтер-офицер Штур и сам толком не знает, как в такой ситуации действовать. Он заглядывает в кабину автомашины номер три, осматривает проводку, стучит пальцем по циферблату счетчика. Никакого результата.

— Видать, мы везем какую-то пакостную штуку, — говорит капрал Кролль. — Как бы она нас не облучила…

— Хватит болтать, — обрывает его Штур. — Нам самим с этим не справиться, а приказ должен быть выполнен. Эвальд! Видишь лес на правой стороне? Сворачивай на ближайшую просеку. Машину оставь у обочины. Как приедем на базу, пришлем сюда техников. Так ехать дальше нельзя. Счетчик, конечно, мог испортиться. А может, это совсем другое…

Водитель третьей машины поспешно забирается в кабину и сворачивает в лес. Потом выходит, аккуратно запирает дверцу на кодовый замок и вскоре рапортует Штуру, что приказание выполнено.