Час нетопыря - Страница 84

— Ну и что же произошло с этими боеголовками?

— Тоже не знаю. Однако…

— Так что же вы, в конце концов, знаете, доктор Пфейфер, после пяти часов интенсивного расследования? Для чего вы сюда явились: представить доклад федеральному канцлеру или ради светской беседы? Если второе, то боюсь, что мое время ограничено.

— Господин федеральный канцлер, никто больше меня не питает надлежащего уважения к занимаемой вами должности. Но позвольте мне высказаться до конца. У меня есть основания предполагать, что часть боеголовок нашим вооруженным силам удалось возвратить, хотя, по-видимому, они уже не попадут на склады базы номер шесть. Я не даю оценки, никого не защищаю и не осуждаю, просто пытаюсь мыслить. Я уверен, что сведения о судьбе похищенных боеголовок скоро дойдут до вас. И тогда разные люди будут вас уговаривать предпринять так называемые энергичные действия. Будут говорить, что определенные круги в бундесвере присвоили нейтронное оружие без ведома министерства обороны и Генерального инспектората. Они потребуют от вас положить конец заговорам и своеволию армии. Этих людей (а я их хорошо знаю, господин канцлер, так как ежедневно сталкиваюсь с их вредоносной деятельностью) вообще не будет интересовать то обстоятельство, что нападение на базу номер шесть совершили агенты противника. Для них важно будет лишь то, что какое-то количество боеголовок надежно сохранится в руках тех, кто в той или иной степени имеет право распоряжаться нейтронным оружием.

— Вы имеете в виду бундесвер?

— Не голландскую же армию, господин канцлер.

— В таком случае я снова ничего не понимаю. Такие действия были бы равнозначны заговору, за которым должно последовать наказание по всей строгости закона. Я не очень во все это верю, доктор Пфейфер. Потому что, если бы я поверил, мне пришлось бы признать, что в этой стране произошло нечто вроде государственного переворота. А тогда я должен немедленно обратиться к народу.

— Я не знаю всех подробностей, господин канцлер, но дело даже не в них. Только представьте себе, что вы обращаетесь к народу по вопросу, как вы говорите, о заговоре правых в армии. Вы вынуждены будете пользоваться таким языком, который близок к употребляемому в ГДР. Неужели вы думаете, что это приведет в восторг ваших противников справа? Кроме того, вам надо будет убедить, например, вице-канцлера Фёдлера и все федеральное правительство, что у вас на руках доказательства существования заговора, а такие доказательства получить необычайно трудно. Ясно одно: боеголовки похищены противником и до сего времени их не удалось обнаружить. Это все. Больше ничего вы, господин канцлер, не узнаете. И с какими доказательствами вы собираетесь выступить? Перед правительством, бундестагом, общественным мнением? Нет под рукой и Фельзенштейна, который принял бы в этом случае вашу сторону и придал бы всему делу драматический характер, чтобы повлиять на общественное мнение. На меня вы тоже можете не рассчитывать, потому что я высказываю вам лишь разрозненные предположения, а факты мне неизвестны, и не думаю, что будут известны. Наконец, вы столкнетесь с невообразимыми трудностями, если надо будет все объяснить американцам, когда они успокоятся, хотя, судя по сообщениям радио, это не скоро произойдет. Вероятно, сенат захочет привлечь Гаррисона к ответственности. Допустим даже, что Гаррисон останется в Белом доме. Как вы ему объясните: возник ли заговор внезапно с целью похищения боеголовок, или он давно существовал, а вы об этом ничего не знали? Прошу также учесть, господин канцлер, что русские могут весьма нервно отреагировать на такое заявление. Восточная зона, не говоря уже о поляках, наверняка им посоветует не верить вашим словам. Они могут расценить ваше заявление как еще одно доказательство подозрительных немецких козней. Кто знает, не сочтут ли они это поводом для военных действий. Западногерманские фашисты похищают нейтронную бомбу, а правительство Лютнера бессильно. Что за великолепное подтверждение сделанных ими предостережений и что за аргумент в пользу того, чтобы окончательно покончить с фашизмом!

— Вы хотите меня убедить, что министр Граудер не говорит правды в своих докладах?

— Нет. Министр Граудер — весьма почтенный пожилой господин. Я лично очень его люблю. Опасаюсь, однако, что он располагает весьма поверхностной информацией о некоторых людях в подчиненном ему ведомстве, особенно в Генеральном инспекторате. Не думаю, чтобы он достаточно быстро напал на след этого, как вы говорите, заговора. Если бы это и произошло, то он, насколько я его знаю, сделал бы единственное, на что он способен, — подал бы в отставку, свалив на вас все хлопоты. В этом случае ведомство канцлера должно будет полагаться лишь на то, что захочет выяснить или обнародовать, например, Генеральный инспекторат. Вы не располагаете собственным следственным аппаратом и заслуживающими доверия людьми.

— У меня есть такие люди, Пфейфер.

— Вы имеете в виду Хельмута Шёрдвана, именуемого Томпсоном?

Канцлер Лютнер понял, что с Пфейфером можно теперь играть только в открытую. У него не осталось ни одного козыря в состязании с этим ловким и опасным игроком.

— Вы и об этом знаете? Я думал…

— Мы все знаем, господин канцлер.

— Но Шёрдван на вас не работает?

— Этого я не сказал. Достаточно, впрочем, что мы знаем его подлинную биографию. Ну, и ряд документов абвера.

— Они же сгорели во время битвы за Берлин?

— Разное об этом говорят.

— Пфейфер, чего вы, собственно, добиваетесь? Чтобы я вообще утаил от общественности и от союзников, а также от противника эту невероятную аферу? Чтобы я закрыл глаза на столь неслыханное проявление несубординации и примирился с тем, что кто-то припрятал собственное нейтронное оружие? Доктор, это не шутки. Шестьсот килотонн. Угроза для жизни сотен тысяч людей. Нет. Я не могу сделать вид, что это незначительный случай, попросту беспорядок в армии. Вы действительно не знаете, где эти боеголовки и в чьем они сейчас распоряжении?