— Понимаю. После возвращения я должен явиться с докладом?
— Да. С подробным, исчерпывающим докладом. Представьте себе, что вы, скажем, террорист или агент противника и намерены захватить нейтронную боеголовку. Прошу вас оценивать функционирование выбранной вами секретной базы с точки зрения не офицера бундесвера, а врага нашей системы, диверсанта, шпиона, террориста. Смотрите внимательно, капитан, и в рапорте ясно укажите, где слабые звенья.
— Я понял вас, господин федеральный канцлер. Это не простое дело, так как мои технические познания невелики, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Я могу идти?
— Да. Скажите, пожалуйста, начальнику моего ведомства, чтобы немедленно пригласил ко мне вице-канцлера Фёдлера.
Минуту-другую Лютнер остается в кабинете один. Он смотрит на хрустальные светильники под потолком и на палисандровые полки библиотеки. Выглядывает в окно, давно прикрытое решеткой от гранат или бомб террористов. Ах, какая прекрасная июньская погода! Потом вертит в руках ореховую фигурку Ганеши, которую когда-то подарил ему индийский премьер.
«Это страшно, — думает канцлер Лютнер. — Это по-настоящему страшно. Если я немедленно не приму решительных мер, несчетное число людей уже сегодня вечером начнет, быть может, умирать в муках. Столько боеголовок похищено не для того, чтобы позабавиться. Неизвестные, кто бы они ни были, наверняка понимали, что нейтронная боеголовка — это не обыкновенная тротиловая бомба. Что она набрасывается на человека, словно бешеная собака, коварно и жестоко, не оставляя никакой надежды на спасение. Боже мой, кто же эти люди? Чего они хотели добиться, к чему они стремятся?»
В кабинет канцлера вкатывается на своих коротеньких ножках кругленький, сияющий вице-канцлер и министр иностранных дел Ханс-Викинг Фёдлер.
— Приветствую дорогого канцлера! — кричит он с порога. — Что за чрезвычайное событие заставило нашего дорогого федерального канцлера вызвать меня за пять минут до заседания правительства? Что за заботы омрачают чело любимого нами руководителя? Что я могу сделать для интересов дорогой нам Федеративной Республики?
— Перестань кривляться, Фёдлер, — резко обрывает его канцлер. — Не время шутить. Сядь и выслушай, что я тебе скажу.
Словно по мановению волшебной палочки, Фёдлер превращается из толстощекого шута в озабоченного государственного деятеля. Этому своему умению он обязан политической карьерой. Именно в его проницательных холодных глазах заключается секрет ошеломительных успехов.
— Фёдлер, это самая страшная опасность из всех, о которых мы с тобой когда-либо говорили, — начинает канцлер. — Надеюсь, ты не подумаешь, что я впал в истерику. Сегодня утром группа неизвестных похитила с Секретной базы № 6 одиннадцать нейтронных боеголовок общей мощностью в шестьсот килотонн. Во всяком случае, так утверждают военные. Зато Ведомство по охране конституции считает, что исчезла только одна боеголовка мощностью в полкилотонны. Эту миниатюрную боеголовку нашли в Майергофе, у французской границы, вместе с тяжело раненным унтер-офицером Паушке. Ты знаешь, о ком я говорю. Сын Арнима Паушке, с которым ты в прошлом году вступил в ожесточенную пропагандистскую перепалку. Слушай дальше. Все это произошло рано утром, кажется около шести часов. Об этом пока не знают ни главное командование пакта, ни наши американские друзья. После налета на базу прошло больше четырех часов. Помнишь, как нам внушали на секретных учениях НАТО, что время, которым мы располагаем в случае военной угрозы, не превышает восемнадцати минут? Правда, мы имеем дело только с похищением боеголовок, а не с ракетно-ядерным нападением. Но так ли уж велика разница? Впрочем, это не самое важное. Суть в том, что мы знаем только об одной из похищенных одиннадцати боеголовок. Где остальные десять? Кто и чего хочет добиться посредством этого шантажа? Можешь себе представить, как будет выглядеть через несколько часов наша страна, если газеты что-нибудь пронюхают?
— На щелкоперов, как я бы выразился, всегда можно надеть намордник, — ворчит Фёдлер.
— Не в этом случае, дорогой. Пришлось бы разговаривать с президентами издательских концернов и примерно с сотней независимых главных редакторов. На это просто нет времени.
— Я возьму это на себя.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Но бог с ними, с газетами. Может, ничего и не пронюхают. Что ты можешь сказать по поводу разницы между тем, что утверждает Ведомство по охране конституции, и докладом Граудера?
— Он явился с докладом по всей форме? Странно. Это человек, не склонный к болтовне. Пустяки! Может оказаться, что Ведомство знает про одно, а армия про другое.
— Как ты намерен представить это дело на международной арене?
— Я? Никак не намерен. Говорить — это вредно. И писать вредно. Похищение нейтронных боеголовок? Не слыхали. Не знаем. Не имеем понятия. Все это сплетни, обман, надувательство, коммунистическая пропаганда. Мы сделаем выводы в отношении тех газет и отдельных лиц, которые сознательно или неумышленно служат чуждым интересам.
— Это хорошо на сегодня. А что мы скажем завтра? Что ты скажешь, если сегодня вечером люди начнут умирать от лучевой болезни?
— Но это же ясно, дорогой канцлер. Мы выступаем с правительственным заявлением, которое передадут все радио- и телевизионные станции. Восточная зона совершила беспримерное нападение на Федеративную Республику. Массовый гнев народа, стихийные манифестации на улицах. Необходимо мобилизовать резерв бундесвера, чтобы навести порядок. Жалоба в ООН, немедленный созыв Совета Безопасности. Все козыри у нас на руках. Протесты Берлина никого не убедят. В конце концов, как можно совершить атомное нападение на себя самого? Короче говоря, мы храним полное молчание, пока есть такая возможность или пока мы не выясним, что стало с этими проклятыми боеголовками. Если они нас опередят — все равно, кто эти «они», — мы устроим представление на весь мир. Разве не так?