Час нетопыря - Страница 110

110

Посол собирается ответить Гаррисону, но в этот момент в Овальный зал входит военный адъютант президента майор Лавинь, который три часа назад сменил командора Мура. В правой руке майор несет чуть приоткрытый черный чемоданчик и знаком сообщает президенту, что его вызывают к телефону специальной связи. Президент с минуту колеблется, но затем вынимает из чемоданчика миниатюрный наушник и включает его в розетку. Лицо Говарда Гаррисона бледнеет уже второй раз за этот кошмарный день. Члены Совета национальной безопасности пытаются развлечь посла какими-то анекдотами, но вскоре умолкают, потому что по лицу президента можно видеть — случилось нечто ужасное.

Гаррисон выключает телефон, возвращает чемоданчик адъютанту и опирается на ручку кресла.

— Господин посол, — говорит он после минутного молчания, — произошло нечто чудовищное, я сам не могу в это поверить. Только что я получил сообщение командующего стратегическими ВВС генерала Фоули, что… нет, я должен начать сначала. Дело в том, что в нашу систему противоядерной обороны наряду с «цепным устройством», которое принесло столь трагические результаты сегодня утром, входит и так называемая «мертвая линия». Это самостоятельная электронная система, которая в течение шести часов после начала ядерной войны остается в полном бездействии, но вместе с тем совершенно не может быть обнаружена. Только в начале седьмого часа она приходит в действие сама, без участия человека, и запускает некоторое количество самых крупных боеголовок на заранее определенные районы вашей страны. Смысл ее в том, что в случае уничтожения всех наших центров управления, а также в случае отказа «цепного устройства» у нас остается еще зарезервированная возможность реванша, от которого вам не было бы спасения. Я уже не помню, кто из президентов одобрил создание этого устройства. Во всяком случае, это было в худшие годы «холодной войны». Вступив в должность, я подумывал поначалу распорядиться, чтобы «мертвую линию» демонтировали, но, как вы сами знаете, политика разрядки встречает на своем пути многочисленные препятствия. «Мертвая линия» является, а вернее, являлась наиболее тщательно охраняемым военным секретом нашей страны и как раз три четверти часа назад…

Гаррисон на мгновение умолкает, подходит к окну, из которого виден парк, яркие цветочные клумбы и ровненько подстриженная живая изгородь.

— Меньше часа назад, — продолжает президент, — «мертвая линия» самостоятельно сработала. Неизвестно, как это произошло. По всей вероятности, после объявления «ситуации W» надо было эту линию как-то разъединить или заблокировать. Не знаю. В самом деле не знаю. Я не военный инженер, не разбираюсь в этой кошмарной механике. Я думаю: может ли политик без технического образования управлять этой страной?

— Могу ли я узнать, что, собственно говоря, случилось? — спрашивает обеспокоенный посол.

— Шесть межконтинентальных ракет общей мощностью в десять мегатонн устремились в восточном направлении. Офицеры стратегических ВВС пытались их уничтожить сразу же после старта, но безуспешно. Удалось лишь частично изменить их направление. В результате одна из ракет упала в Арафурское море — это, кажется, где-то недалеко от Индонезии, еще четыре превратили в пустыню северо-западную часть Австралии в районе Дарвина, нанеся огромные разрушения и вызвав значительные человеческие жертвы. А шестая ракета, господин посол, упала на вашу страну, вероятно где-то в районе Южного Казахстана. Мощность боеголовки — одна мегатонна.

Посол молчит, смотрит на лица членов Совета и приглушенным, бесцветным голосом спрашивает:

— Вы рассчитываете, господин президент, что и на этот раз я буду убеждать свое правительство сохранять терпение и выдержку? Откуда я могу знать, что еще через шесть часов еще одна «мертвая линия» не обрушит на нашу страну новые ракеты мощностью в десятки мегатонн? Все должно иметь какие-то границы. Хотя бы границы здравого рассудка. Я не могу исключить того, что существуют и такие «мертвые линии», о которых вы вообще ничего не знаете. Например, такие, которые приходят в действие три дня спустя.

— Могу вас уверить, господин посол, — тихо говорит генерал Тамблсон, — что ничего подобного не существует.

— А вы абсолютно уверены, господин генерал, что ваши подчиненные не создали чего-то в этом роде без вашего ведома? Зачастую достаточно, как вы знаете, перебросить только один кабель. И потом, раз уж произошло столько случайностей, следует ждать, что будут и новые.

— Но, господин посол, — нервно вмешивается Рубин, — ведь Соединенные Штаты и Австралия не принадлежат к вашему лагерю, а тем не менее пострадали от взрыва. Если бы мы против вас что-нибудь замышляли, то не начали бы с бомбардировки собственной территории.

— Я думаю, — ледяным тоном отвечает посол, — что, прежде чем высказаться по этому вопросу, я должен связаться с Москвой. Извините, господин президент…

— Вы хотите покинуть заседание в такой ответственный момент? Я распоряжусь тотчас же соединить вас с Москвой посредством «горячей линии».

— Мне будет удобнее, — возражает посол, — разговаривать из своего посольства.

В дверях показалась секретарша Гаррисона.

— Москва вызывает господина посла.

Посол выходит в секретариат, вслед за этим направляется в туалет Натаниэл Рубин, который превосходно говорит по-русски и надеется, что сквозь какую-нибудь неплотно закрытую дверь услышит хоть обрывки разговора. Но он ошибается. Посол отвечает «да, да» и ограничивается коротенькими словечками. Конечно, разговор записывается, но у Рубина нет возможности прослушать запись тотчас же, не откладывая. Впрочем, разговор длится не больше полутора минут. Посол возвращается в Овальный зал с хмурым и напряженным лицом.

110